Сменив позицию, я нашел более удобный наблюдательный пункт, но продолжал оставаться под прикрытием занавеса из густой сети ветвей и лиан. И тут я увидел нечто, удивившее меня еще больше: самец пытался поцеловать женщину в губы.

Для несчастной это должно было быть еще более ужасным, чем смехотворный и неполноценный коитус. Большое обезьяноподобное лицо прижалось к ней, и губы антропоида, тонкие, словно губы шимпанзе, покрыли ее лицо влажными поцелуями.

Увидев это. я окончательно убедился, что у самца «поедала крыша». Антропоиды испытывают глубокое отвращение, к внешнему виду человека, уродливому голокожему созданию. И надо было быть настоящим извращенцем, с их точки зрения, чтобы испытать желание поцеловать человеческую самку. Я еще раз внимательно оглядел окрестности, чтобы убедиться, что вокруг больше никого нет, кроме этой троицы, и вышел из-за своего защитного занавеса на открытое место. Неподалеку лежала оторванная рука человека, куда ее бросил самец после того, как проглотил гениталии убитого им мужчины.

Я негромко прорычал:

– Крхгх!

Антропоид подпрыгнул от неожиданности и вскочил так стремительно, что, не держи ее веревка, женщина перевернулась бы через голову. Он повернулся и встал лицом ко мне.

Глава XXVIII

Должен признаться, мне редко случалось видеть самцов такого роста, как он. В высоту он достигал одного метра девяносто сантиметров и должен был весить не менее ста семидесяти – ста восьмидесяти килограммов. Он не настолько походил на гориллу, как те антропоиды, что были описаны моим биографом. (Как я уже объяснял в первом томе моих «Записок», мой биограф написал свой первый роман обо мне до того, как мы с ним лично познакомились. В то время он смог воспользоваться лишь информацией, как правдивой, так и ложной, которую почерпнул в нескольких частных архивах, и рассказом человека, хорошо знающего тех людей, которые первыми обнаружили меня в джунглях, когда мне было восемнадцать лет. Недостающие факты он заменил придуманными, широко использовав свое богатое воображение. Так и получилось, что антропоиды у него стали больше похожими на обезьян, чем на людей. А когда мы познакомились и он узнал всю правду, было уже поздно что-то менять, так как это нарушило бы внутреннюю логику романа.)

Руки самца, почти такие же толстые и мускулистые, как у гориллы, были такими же короткими по отношению к его туловищу, как и у человека. Но ноги, по сравнению с человеком, были значительно короче и сильно искривлены. Тело покрывала жесткая, с рыжеватым отливом шерсть, менее густая, чем у шимпанзе. Кожа была темного, почти черного цвета, как у бушменов. Кости его скелета были приблизительно в два с половиной раза толще, чем соответствующие кости человека, и давали его массивным мышцам достаточно места для их прикрепления. (Мои собственные кости почти в два раза толще костей современного человека. Если бы выставили мой скелет на обозрение, он вполне мог бы сойти за скелет кроманьонца).

На голове, широкой и вытянутой, возвышался продольный гребень, как и у гориллы, к которому крепились могучие мышцы нижней челюсти. Вогнутый приплюснутый нос и выступающие огромные клыки усиливали его внешнее сходство с гориллой. Верхние резцы имели характерные «обезьяньи вдавления», в которые входили выступающие кончики нижних клыков. Антропоиды, в основном, являются вегетарианцами, хотя им довольно часто случается питаться мясом мелких грызунов, а иногда и крупных животных. Подбородок был скошенным и почти не выделялся. Над глазами нависали мощные надбровные дуги, за которыми прятался низкий покатый лоб (средний объем мозга взрослого самца равен 800 сантиметрам в кубе. Я сделал это заключение, изучив в свое время четыре имевшихся у меня черепа).

Глаза глубоко прятались в орбитах и были почти красного, с коричневатым оттенком, цвета, что, в общем-то, не совсем обычно, так как у большинства антропоидов глаза черного или темно-коричневого цвета.

Под его нижней челюстью, на шее, виднелось нечто, напоминающее кожаный мешок, который раздувается, когда самец бросает вызов сопернику, собирается броситься на дичь или просто хочет повыть на луну.

Он потел, но меньше, чем на его месте потел бы человек. Как и у большинства животных, живущих в лесу, у антропоидов гораздо меньше потовых желез, чем у человека.

В сумме он имел вид гигантского зинджантропа и был, может быть, на самом деле потомком того самого знаменитого австралопитека, который, как считалось, давным-давно исчез с лица земли.

Внезапно мне показалось, что поляна будто сверкнула, метнув во все стороны искры света, подобные тем, что видны, если гладить кошку ночью против шерсти. Антропоид взъерошился, и шерсть у него по всему телу стала дыбом. Глаза покраснели еще сильнее. Он открыл рот, обнажив огромные желтые клыки, меж которыми дрожал ярко-красный язык и чернел провал глотки. Кожистый мешок на его шее стал раздуваться.

Я тоже почувствовал, как мои волосы встопорщились на затылке. Не отдавая себе отчета, чисто инстинктивно, я принял боевую стойку: пружинисто согнул ноги в коленях, туловище слегка наклонено вперед. Медленно приближаясь к нему, я наклонялся то влево, то вправо, делая разные обманные движения. Тут до меня дошло, что я собираюсь сделать. Я как бы очнулся; встряхнул головой, расслабился, выпрямился на ногах во весь рост и открыл левую ладонь. Моя правая рука уже была свободной после того, как я вложил в ножны тесак, который нашел в траве. Я не хотел напрасно пугать его человеческим «оружием-которое-блестит», так как надеялся предотвратить назревающую драку.

Самец зарычал, потом невнятно произнес: «Йх-штб-тб», что означало: Меня зовут «Тот-кто-ломает-леопардов».

Я ответил ему на пришептывающем языке антропоидов: «Йх-тлс», что означало: Меня зовут «Земляной-червь».

Их язык состоял в основном из глухих согласных, а также из задненебных, шипящих и гортанных звуков. Из гласных они произносили лишь один звук, приближающийся к носовому "о", и то лишь в исключительных случаях.

«Земляной червь» – это литературный перевод моего прозвища. Мой биограф перевел его, пользуясь эвфемизмом, который хорошо показывает, до какой степени он был пропитан расовыми предрассудками. Но для антропоидов состояние и наличие волосяного покрова значило в тысячу раз больше, чем любой цвет кожи. У меня была масса других прозвищ: «Клюв-птицы», «Большой-член», «Сверкающие-глаза», «Толстые-губы» или «Срань-обезьянья». Но самым распространенным прозвищем, которым меня знали повсюду, было «Тлс» или «Земляной-червяк». В этом прозвище, конечно, мало лестного для слуха человека, но с точки зрения антропоидов земляной червь очень красивое создание и первоклассное лакомство. Я мог бы выбрать себе более звучное и пышное прозвище, когда стал взрослым, особенно после того, как убил вожака моего племени. Но мне нравилось, когда меня звали «Земляным-червем» (надо признать, что я всегда был склонен к парадоксам).

Он вновь прорычал мне:

– Я – «Тот-кто-ломает-леопардов».

– А я «Земляной-червь», – ответил я тем же тоном, – и оставь эту самку в покое, или я убью тебя!

– Что? Какой-то «Земляной червяк» убьет «Того-кто-ломает-леопардов»?

– Я сам убил много леопардов, – сказал я, показав ему несколько раз свои растопыренные пальцы на обеих ладонях. Число, которое он наверняка не мог сосчитать, но долженствующее внушить ему уважение к моим охотничьим победам. – Я убил много великих воинов. Я убил много львов.

В его глазах мелькнуло недоумение, и я догадался, что он не знает последнего слова, которое я узнал и которому научился у его соплеменников на западном побережье. Это означало, что он не имеет ни малейшего представления о том, что собой представляет такое животное, как лев.

– Сейчас я убью тебя, – злобно прохрипел он.

Я решил, что настало время моему ножу подышать свежим воздухом. Увидев его, самец обвел взглядом поляну в поисках дубины, которой он мог бы воспользоваться, чтобы выбить нож из моей руки, как он это проделал с хозяином этого тесака.